Приятного прочтения! : )

1. Имя
Имя – крайне важная вещь в этой жизни, ведь знающий имя знает все, включая тайные помыслы и цели обладателя имени. Однако каково может быть истинное – а именно о нем идет речь – имя дракона? Что ж, если спросить об этом его самого, то он лишь посмеется в ответ: «Мое настоящее имя столь длинно, человек, что вряд ли ты сможешь его запомнить». Дракон вообще находит привычку людей обращаться друг к другу по именам весьма забавной, но, постоянно контактируя с ними, был вынужден все-таки подобрать себе нечто подобное. Все, кто видел его в человеческом образе, называют его Сигвард, иногда сокращая это имя до чуть более короткого Сигва или совсем обрывочного Сиг. Ему самому, в общем-то, нет дела до того, как будут называть его люди, извращая древнее слово «сигвард», значение которого – «страж победы» - знают не очень многие даже из образованных людей. Однако же дракон искренне любопытен касательно всех тех прозвищ, какими его прозвали в народе: Ночной Охотник, Чернокрылый, Солнцеглазый и прочих, прочих, прочих, какие только способны выдумать люди.

2. Пол
Все драконы – крайне грациозные существа, одинаково полные благородства и гордости, и неискушенный человек вряд ли будет в состоянии отличить дракона женского пола от дракона мужского по тому, как тот двигается. Прекрасно понимая это, Сиг достаточно спокойно, пусть и с насмешкой, относится к тому, когда люди путаются, в каком роду стоит о нем говорить: «Вы, люди, такие неразборчивые существа, это даже забавно». Впрочем, люди искушенные сразу поймут, что Сигва – дракон мужского пола, причем достаточно ярко выраженный, даже несмотря на слишком неуловимые на первый взгляд различия между драконами разных полов.

3. Ориентация
Сиг, ясное дело, предпочитает в любовных делах связываться только с представительницами противоположного пола, правда, ни одна из них до сих пор не сумела покорить его. Преимущественно потому, что Сигва, умудренный прожитыми годами, которые позволили его разуму значительно развиться, не находил их достаточно разумными.

4. Возраст
Сиг часто смеется, когда люди называют старцами своих сородичей, которым всего девяносто лет от роду. Когда же люди спрашивают о возрасте его самого, Сигва обычно пронзительно смотрит в ответ и говорит, что все людские старцы Предела по сравнению с ним – просто дети малые, буквально только что вылупившиеся из яйца. Сигварду около трех тысяч лет, хотя он часто говорит, что уже давно сбился со счета, и смеется, качая головой. Впрочем, три тысячи, по мнению дракона, просто капля в море, и до старости ему еще далеко, а нынешний свой возраст он называет «золотым временем».

5. Раса, национальность
Сиг – настоящий дракон, и в этом ни у кого никогда не возникало сомнений. Вряд ли можно сомневаться в расе собеседника, когда он возвышается над тобой на добрых пару-тройку метров, при этом то и дело шурша чешуей и смотря на тебя с пронзительной нечеловеческой мудростью. Национальность дракона, если кому-то в голову все же придет ее определять, назвать точно будет достаточно сложно. С тех пор, как Сигва родился, границы государств уже не раз менялись, равно как и течения рек и наличие пустынь и гор. Если же спросить самого Сигварда, то он честно ответит, что находит подобное деление людей по национальностям весьма глупым, потому что по сути своей они все одинаковы.

6. Титул, положение в обществе
Титулы волнуют Сига еще меньше, чем мыши в подвалах городских домов. Для него все люди равны и отличны от него, а потому он не может иметь какой-либо титул, да и, честно говоря, находит всю эту возню вокруг людских титулов вещью крайне утомительной. Они с королем Эрато связаны магической связью, но Сигва не обращается к нему каким-то особенным образом. Многие люди ошибочно полагают Сигварда «домашним любимцем», «питомцем» Данталиана, но как правило такие люди просто не видели их рядом. Даже при всем желании, лишь взглянув в сторону этой парочки, язык уже не повернется назвать дракона «домашней зверюшкой короля», скорее – напарником, союзником. Это впечатление будет уже вернее.

7. В каком государстве будете жить?
Будучи надолго связан с королем Эрато, Сиг не имеет иного выхода, кроме как проживать неподалеку от него – так близко, как того позволяют возможности королевского гостеприимства. Пусть Сигва и находит города людей забавными, но рушить их ему вовсе не хочется – все же, они в определенном смысле красивы, пусть и не совсем так, как это привычно дикому созданию. Впрочем, о местоположении Сигварда легко догадаться по местоположению Данталиана: там, где есть этот человек, есть и этот дракон. Такова их связь.

8. Магия
Дракон, несомненно, существо невероятное, но далеко не всемогущее. Сиг к всемогуществу, впрочем, никогда и не стремился, особенно к магическому. Как истинный хищник, он находит магию слабой заменой физических возможностей для слабых. Сигва свято уверен, что охота с помощью магии никогда не принесла бы ему столько неповторимых ощущений, как охота с помощью возможностей собственного тела.
Однако и он не может совсем откреститься от магии. Все-таки некие определенные магические силы живут в нем, позволяя поддерживать нерушимую связь со своим напарником, Данталианом Арриера. Связь эта не требует от него никаких сил, она существует независимо от его желаний и нужд и будет существовать до тех пор, пока они оба живы. Эту связь нельзя назвать телепатией – телепатия слишком примитивна по сравнению с ней, да и мысли Сигварда наверняка сведут с ума всякого человека, решившегося их прочесть – если, конечно, дракон не соизволит думать на человеческом языке. Только, пожалуй, Дан в состоянии переносить мысли дракона – благодаря этой связи. Сигу открыты все мысли, ощущения, чувства и чаяния напарника, точно так же, как и королю Эрато – все те ощущения, которые испытывает Сигва. И пусть они слишком различны, чтобы до конца понять друг друга, но все же умудряются существовать в гармонии.
Помимо этого, Сигвард в некоторой степени обладает узконаправленной разновидностью магии иллюзий, если это, конечно, можно так назвать. Дракон не может навести морок или внушить кому-либо в жаркий летний день, что на дворе зима, да ему это и не нужно, по чести говоря. Временами ему просто сложно находиться рядом с Данталианом, потому что размеры Сига значительно превышают те, для которых строятся людские города. Поэтому Сигва, после достаточно пристального изучения людей, смог имитировать себе людской облик. Для Сигварда быть в человеческом обличье все равно что сидеть в узкой коробке. Ему неудобно там и хочется скорее вылезти, чтобы расправить затекшие крылья и размять лапы, но он может терпеть это давление достаточно долго. В человеческом обличье дракон не превышает в возможностях обычных людей, исключая лишь то, что, вырвавшись на открытое пространство, не преминет обернуться огромным диким зверем, которому достаточно сложно нанести какой-либо ущерб.

9. Характер
Сигвард – это прежде всего дикое создание, зверь, главное чувство для которого – свобода. Этой свободы в Сиге есть в достатке, она будто пронизывает его всего, от кончиков лап до зрачков. Можно посадить его в клетку, сломать ему лапы, сделать что угодно, но не лишить этой свободы. Где бы он ни находился и что бы ни делал, Сигва всегда ее чувствует с такой силой, что это вызывает восхищение. Нет никого и ничего, что смогло бы заставить его признать себя несвободным, ведь достаточно заглянуть ему в глаза, чтобы понять – это чувство неотделимо от него. Когда дракон смотрит человеку в лицо своим янтарным глазом, первое, о чем подумает человек – это безграничное чувство свободы, таящееся где-то по краям драконьей радужки и невольно привлекающее взгляд.
Сиг никогда не отрицает и не отрицал необузданных животных начал в себе. Он живет охотой и находит ее высшим из наслаждений, он любит чувствовать в себе эту животную силу и дикость, так причудливо и гармонично сочетающуюся в нем с древним разумом. Сигва мыслит прежде всего, как превосходный хищник, добычей которому может стать все, что угодно, исключая лишь его собственных сородичей. Мгновенно находя и оценивая недостатки любых соперников, Сигвард будет опасным противником в бою. В нем нет ни жалости, ни жестокости, и без особой нужды он не станет убивать. Инстинкт самосохранения и голод – вот две вещи, которые могут заставить его отнять чью-то жизнь, но во всех остальных случаях дракон вряд ли станет доводить ситуацию до летального исхода оппонента.
Ему свойственна гордость и стать, какая может быть только у воистину древнего существа. Сиг никогда не опустится до мелочных ссор и выяснений отношений – он уже давно понял, что не это самое главное в жизни. Однако с ним следует быть аккуратным, следить за словами и своим поведением, проявлять уважение. Пренебрежительный тон по отношению к себе Сигва не потерпит и вполне может попытаться научить собеседника вежливости не совсем гуманными способами. Сам Сигвард при этом, хоть и находит людей существами забавными, достаточно вежлив – насколько может быть вежлив древний дракон, которому по жизни никто не указ, а уж тем более люди.
Сиг умен и мудр, как может быть умно и мудро древнее существо, многое повидавшее на своем веку. Он не лишен любопытства, и вследствие этого его знания часто пополняются, потому что Сигва любит и умеет искать ответы на волнующие его вопросы. Конечно, есть и такие вопросы, ответов на которые не знает даже Сигвард, но уже имеющихся у него знаний вполне достаточно, чтобы внушать уважение перед подобного уровня разумом. Впрочем, это совершенно не означает, что дракон собирается делиться накопленным опытом с людьми, открывая им тайны мироздания – вовсе нет. Наоборот, он считает, что каждый сам должен понять эти тайны и приобрести этот опыт, а людскую практику записывания знаний находит крайне глупой и недальновидной. Мало ли, кто потом сможет найти и использовать эти записи, не зная истинной ценности того, что в них записано.
Людей Сиг находит существами крайне забавными и любопытными, даже несмотря на то множество глупостей, что они порой совершают. Сигва так же признает за некоторыми людьми ум, отличный от того, каким обладает он сам, но все же – ум. Вообще, Сигвард отлично понимает, насколько различны драконы и люди, и лояльно относится к этим различиям, как физическим, так и моральным, даже если всякие ритуалы и формулы вежливости людей порой кажутся ему достаточно глупыми. Сам он при этом существует вне всех этих титулов и обычаев, даже когда принимает человеческое обличье. И горе тому, кто попытается покуситься на него, когда он предстает в виде человека – в целях самозащиты дракон вполне может поступиться исторической ценностью окружающей архитектуры и разнести все вдребезги, защищая себя.
Сиг – существо достаточно ехидное, насмешливое и изредка любящее показать собеседнику, что тот не в состоянии тягаться с ним в красноречии или же попросту является болваном, каких поискать. Все это Сигва проделывает совершенно беззлобно, а порой и настолько тонко, что люди сами не замечают, что над ними насмехаются и шутят. Сигвард редко скучает, развлекаясь порой самым неожиданным образом, и очень не любит подолгу сидеть на месте, никак не участвуя в истории мира. Ему действительно нужно, чтобы на него обращали внимание.
К своему напарнику Данталиану у дракона особое отношение. Сначала Сиг не сильно любил его, словно проверяя, из чего тот сделан, и не собираясь безоглядно верить человеку. Однако с тех пор, как магическая связь связала их души, Сигва значительно смягчился, переживая все те ощущения, которые переживал все это время король Эрато, и понимая о нем гораздо больше, чем знал об этом юноше до случившегося. Сейчас, по прошествии семи лет, Сигвард относится к Дану, как к младшему брату – временами импульсивному, иррациональному и не правому, но все равно имеющему особую моральную ценность. Дракон не станет решать проблемы Данталиана за него самого и не будет вмешиваться в его дела до тех пор, пока жизни напарника ничего не угрожает. Но стоит только малейшей физической опасности нависнуть над Арриера, и пусть его враги готовятся встретиться со всей мощью древнего зверя, который не станет с ними церемониться. Для Сига его напарник – все равно, что он сам, благодаря этой связи между ними.

10. Вкусы
Яблоки. Сиг обожает яблоки. Может, не так сильно, как мясо, но человек, готовый поделиться с ним парочкой сладких красных яблок, изначально вызывает у Сига чуть более теплые чувства, чем такой же человек, но без яблок. Вообще, Сигва может есть яблоки килограммами, за раз раскусывая их своими огромными зубами, да с таким хрустом и аппетитом, что у всякого смотрящего невольно тоже просыпается желание отведать парочку, но при этом Сигвард часто ограничивается небольшим их количеством, говоря, что так будет куда вкуснее. Помимо этого дракон падок до орехов, ест их обычно прямо со скорлупой, но любит не так сильно, как то же мясо или яблоки.
Как и Данталиан, находит звуки флейты необычайно красивыми, хотя следует сказать, что Сиг в принципе считает человеческую музыку достаточно мелодичной. Хотя, конечно, ей не сравниться со звуками природы, но они достойные соперники на этом поприще. Сигва вообще любит слушать, ловить эту еле слышимую музыку шуршащего в траве ветра или стрекочущих цикад. Может проводить за этим занятием достаточно долгое время и не находить его скучным.
Сигвард влюблен в небо. Небо – это все для него. Небо – это его свобода, его жизнь, его мечта. Часто можно заметить, как дракон стоит и смотрит на небо долгим пронзительным взглядом, любуясь его красотой, узором облаков у горизонта и медленно катящемуся по небосводу солнцу. Наверное, никто больше не испытывает такого всепоглощающего восхищения перед небом. Предел красоты для Сига – это небо.
Сигва не любит чересчур дерзких людей, в нем сразу просыпается желание научить подобные личности элементарной вежливости, возможно хирургическим путем избавив от излишней наглости. Жестокость, неуважение к чужим жизням – это тоже побуждает Сигварда преподать урок не самыми гуманными способами. В остальном дракон способен мириться практически со всем, что встречается ему на жизненном пути, не испытывая по этому поводу неудобств или особо отрицательных чувств.

11. Привычки
Сиг может замирать на месте, подобно статуе, на достаточно продолжительное время. В такие моменты его и впрямь можно принять за изваяние – крайне искусное, явно созданное не человеком, с детальной точностью передающее каждую чешуйку, каждый изгиб драконьего тела, но все-таки неживое. Птицы садятся ему на чешую, ничего не боясь, а потом испуганно разлетаются, когда понимают, что сидели на вполне живом существе. На самом деле, в такие моменты Сигва либо задумывается о чем-то, либо просто наблюдает за окружающим миром, утоляя свою потребность прекрасного.
Сигвард никогда не спит в человеческом понимании этого слова. Он скорее впадает в некое медитативное состояние, когда его чувства все еще направлены на изучение окружающего мира, а мозг регистрирует зафиксированные сигналы, а сознание в этот момент может летать где-нибудь далеко в царстве снов. При этом как войти, так и выйти из этого состояния у дракона не занимает больше пяти секунд, а восполняет его силы такой «сон» всего лишь за пару часов. При этом «спать» Сигу не требуется часто и много, как человеку. Пары раз в неделю вполне достаточно, если, конечно, у него нет ранений, душевных или физических.

12. Внешность
Наверное, правы барды и менестрели, и на свете и впрямь мало настолько грациозных и сильных существ, как драконы. Сила пронизывает каждое движение, каждую позу Сига, что бы он ни делал, и это не пустое желание сыграть на публику, а то, с чем сам Сигва не может совладать. Это попросту не зависит от него, потому что это его качество с рождения, качество, которого невозможно лишить. Грация Сигварда настолько въелась в каждое его движение, что он ничего не может сделать без нее. Громадный дракон пластичен, словно лесной кот, его тело легко переходит из одной позы в другую, будто перетекая, плавно и легко. Даже быстрые и резкие движения наполнены грациозностью и пластикой, порой неуловимой, а порой настолько очевидной, что оказавшимся поблизости людям хочется застыть и просто наблюдать за древним зверем. Именно зверем, потому что дикость и необузданность так же видны в нем, как солнце в небе в погожий день.
Сиг достаточно массивен, его рост в холке составляет пять с половиной метров, а длина от кончика носа до кончика хвоста – целых четырнадцать метров. Размах его крыльев достигает двадцати одного метра – такой размах достаточно велик даже для дракона. Однако это вовсе не мешает Сигве отлично управляться со своими крыльями в воздухе, где ему едва ли найдутся равные. Они также достаточно сильны, чтобы поднимать в воздух не только самого Сигварда, но и его наездника, и еще килограммов семнадцать-двадцать дополнительного веса.
Иссиня-черная чешуя дракона способна как впитывать свет, так и отражать его, блестя матовым темным светом. Особую красоту его шкуре добавляют золотые чешуйки и золотые узоры на некоторых черных чешуях, которые на солнце блестят так, что слепят глаза. Иногда, когда чешуя, повинуясь настроению Сига и освещению окружающей среды, становится такой черной, что он кажется темным пятном на полотне мироздания, именно эти проблески золота дают понять, что Сигва – не призрак из потустороннего мира, а живое существо. Иногда эти золотые чешуйки – вообще единственное, что дает людям понять, что Сигвард – дракон, а не темное и опустошающе злое исчадие ада.
О том, что дракон – это прежде всего хищник, дают понять прекрасно приспособленные для охоты сильные лапы, покрытые прочной чешуей. Рога, зубы, когти и шип на конце хвоста так же делают Сига опасным противником и великолепным охотником. Такими когтями, как у него, разорвать добычу в клочья не составит труда. Цвета слоновой кости, и рога, и шип, и когти, и зубы очень прочны и к тому же достаточно остры. Временами Сигва вынужден затачивать свои когти, скребя ими скалы, но такая процедура происходит раз или два в сто лет, поэтому не стоит надеяться, что его природное оружие вдруг затупится посередине боя. Уже один оскал Сигварда способен привести в трепет, что уж там говорить о тех впечатлениях, которые получает случайно наблюдающий за ним человек, когда дракон охотится.
Несмотря на устрашающий и свирепый вид, невольно внушающий трепет, золотистые глаза дракона не производят подобного впечатления. И в их янтарном свечении, конечно, можно заметить дикость и силу, но у каждого в них смотрящего эти глаза вызывают настолько отличные эмоции, что описать их каким-либо одним словом никак не получится. За золотым светом почти не видно драконьего зрачка, из-за чего некоторым, бывает, кажется, что его и нет вовсе. Однако это не так, и дракон вовсе не идет против канонов природы.
Особая отличительная черта Сига – это наличие ушей. Нет, конечно, у всех драконов есть уши, но не у всех они настолько подвижны и имеют такую форму. Сигва может как поднять их, подобно оленю, прислушиваясь к чему-то, так и опустить, словно провинившийся пес, повести ими, подобно коню, и проделать еще множество всяких вещей. В расслабленном состоянии уши расположены горизонтально по отношению к земле, в одну линию с головой.
Не стоит так же забывать, что временами Сигвард вынужден принимать человеческое обличье, чтобы иметь возможность присутствовать при некоторых встречах своего напарника. В человеческом облике дракон обладает достаточно высоким для человека ростом, смуглой кожей и непривычными человеческому глазу чертами лица. Что именно с ними не так человек определить не способен, но что-то неизменно настораживает, стоит только посмотреть в лицо этому странному юноше с золотыми глазами. Темные чуть кудрявые волосы, среди которых нет-нет, да и мелькнет песочно-золотистая прядка, тем не менее, не привлекают особого внимания. Мало кто знает, но все те золотые узоры, что есть на шкуре дракона, есть и на человеческой коже, когда Сиг принимает это обличье. Шесть полукруглых, имитирующих чешую золотистых «татуировок» внизу спины, три на голове и шее (лишь одна из них видна из-под волос), пять по бокам шеи, три у виска, по одной под глазами, четыре вниз по руке от плеча до локтя и чуть золотистые подушечки пальцев. Однако эти узоры не привлекают внимания, поскольку слишком слабо заметны на смуглой коже. В общем и целом в обличье человека Сигва производит достаточно странное, но внушающее уважение впечатление.
Изображение (156 кб) (цы) Sigvard

13. Умения
Сигу не свойственны никакие из человеческих навыков – он не умеет ни танцевать бальные танцы, ни играть на флейте, ни обращаться с мечом, ни готовить, ни чего-либо еще. Единственное умение, которое люди зовут человеческим, а Сигва – птичьим, это умение петь. Сигвард обладает удивительным талантом копировать звуки, какими бы они ни были, исключая только человеческую речь. Иногда дракон поет, складывая эти звуки в причудливую мелодию, почти безупречную, благодаря тонкому слуху древнего зверя.
Сиг обладает набором врожденных навыков идеального хищника. Сигва может бежать долго и быстро, может лететь гораздо быстрее, чем бежать, но чуть меньше по времени. У него отличная реакция, тонкий слух и нюх, острое зрение. Все это позволяет ему безупречно ориентироваться даже на незнакомой местности. Сигвард редко полагается на бесшумность, предпочитая ей быстроту и силу, и не зря, надо сказать. Как никто другой, он умеет затаиваться, подолгу замирая на одном месте и терпеливо выжидая, пока жертва окажется достаточно близко.
Помимо этого, дракон, как и все его сородичи, наделен способностью выдыхать огонь. Он никогда не обжигается сам, будучи в состоянии переносить исключительно высокие температуры, а его огонь может оплавить даже камни. Правда, поддерживать пламя подобной мощи достаточно трудно, поэтому дольше трех минут Сиг выдыхать его не может. В связи со своей способностью к дыханию огнем, Сигва обладает нехилого размера легкими, позволяющими ему, вдыхая огромное количество кислорода, подолгу находиться под водой, если есть такая потребность. Однако подобное времяпровождение редко доставляет Сигварду удовольствие. Равно как и низкие температуры. Если дракон надолго задержится слишком высоко в горах, там, где лежат снега, то рискует заболеть, а то и умереть.
Знания древнего зверя об окружающем мире достаточно обширны (в эти знания входят даже такие типично человеческие вещи, как умение считать, писать и читать), но он не спешит делиться ими с кем попало, да и в принципе не горит желанием распространять подобную ценную информацию – это не в его правилах.

14. Биография
Все, что его окружало – это темнота. Теплая, обволакивающая и дружелюбная темнота держала его разум в замкнутом пространстве яйца. Да, он был точно уверен – он находится в яйце. Это знание держалось в нем еще какое-то время, пока не было подавлено инстинктами, а потом и разум канул в лету, уступив им место. Дракон рождался. Билось его маленькое сердце, побуждая малыша рваться наружу, прочь из скорлупы и темноты, скрести лапами яйцо изнутри. Он бился о него, всеми возможными способами стараясь разрушить то, что защищало его до этого момента, и, наконец, скорлупа дала трещину. Дракончику не стоило определенных усилий разломать ее до конца и явиться на свет во всей своей красе. Маленькие черные чешуйки поблескивали на свету, золотые – сверкали, а сам малыш настойчиво требовал мать обратить на него внимание.
Однако вместо долгожданного внимания матери юный зверь ощутил прикосновения кого-то незнакомого. Впрочем, следом за ними его нос учуял запах свежего мяса, и дракончик принял решение, что не суть важно, кто или что его сейчас трогает – еда важнее. В конце концов, без еды он не сможет не только вырасти, но и выжить. Поэтому малыш позволил кормить себя и поить, при этом даже практически не порываясь откусить своим «приемным мамочкам» их подозрительные короткие щупальца с когтями на концах. Понимание того, что щупальца эти – это пальцы, и пальцы человеческие, пришло гораздо позже. Первое время юный зверь, наравне со своим сородичем, точно так же недавно вылупившимся из яйца, исправно поглощал мясо и портил казенное имущество. И, разумеется, рос. Вместе с телом рос и разум, со временем дракон стал понимать, что его окружение – это совсем не то, чего он ожидал от этой жизни, находясь в яйце. И уж совершенно точно не то, с чем он намерен мириться.
Недели за две достигнув достаточно крупных размеров – теперь он был почти с лошадь, - юный зверь с поразившей даже его самого легкостью сумел сбежать от людей. От этих странных и забавных существ, которые вырастили его, но к которым он не испытывал никаких особо положительных чувств. Дикий мир привлекал юного дракона куда больше, чем перспектива до конца дней своих томиться в импровизированном загоне, а затем служить какому-нибудь богатому человеку «летающей лошадкой». Поэтому однажды, опалив собравшихся вокруг людей, он взлетел в небо, полностью уверенный в своих силах. Несомненно, ему недоставало практики, учитывая, что этот был едва ли не его первый полет вообще, но тем не менее, его выносливости хватило, чтобы улететь достаточно далеко, чтобы люди не могли так просто догнать его на своих конях. Догадываясь, что его попытаются разыскать, юный дракон помчался прочь, по пути, если была такая нужда, охотясь и убивая неудачно оказавшееся поблизости зверье. Единственными, кого он не трогал, были птицы. Их он называл поднебесными братьями и подражал их звукам, когда не знал, чем занять себя.
Дикая жизнь оказалась не такой простой, как это казалось сначала. Дракон был свободен, но свобода эта давалась ему нелегко. Даже при всей своей быстроте и силе, он далеко не всегда мог обеспечить себя едой. Конечно, юный зверь мог продержаться без еды и день, и даже целую неделю, но все-таки растущему организму нужна была пища, а не только солнце и воздух. С водой дело тоже было не самым простым. Пустыня, окружавшая его, отнюдь не изобиловала источниками живительной влаги, которые прятались слишком глубоко под землей, чтобы он мог их раскопать. Изредка ему попадались оазисы, где дракон мог напиться вдоволь, но жить таким образом слишком долго он не мог. Зато теперь, и это было существенным плюсом, люди наверняка потеряли надежду отыскать его и вернуть.
Но, честно говоря, он и сам уже потерялся в этой бесконечной пустыне. Барханы вокруг начинали потихоньку утомлять его, и юный зверь даже не мог сказать, сколько уже скитается тут. Чувство времени, кажется, совсем ему изменило. С другой стороны, в этом бездвижном пейзаже, когда не требуется ни на что отвлекаться, у дракона было время подумать. Он думал о себе и своем побеге, о тех людях, о небе и о пустыне. Изредка он вспоминал того, другого дракона, который по-прежнему остался у людей. Ему было печально, что кто-то из его сородичей находил служение людям не такой уж и плохой штукой. Это было крайне неразумно, как казалось юному зверю. Как можно самовольно стать рабом чьих-то прихотей? Дракон всхрапывал и порывисто выдыхал огонь. Никогда, никогда он не позволит человеку управлять им.
Пустыня надоела ему. Она была по-своему красива, и юный зверь ценил и ее стойкий жаркий дневной климат, и ее ночной холод, но скитаться по ней целую вечность не казалось ему чем-то целесообразным. Тогда он поднялся так высоко, насколько хватило его сил, и, несомый потоками воздуха, стал планировать вдаль, туда, где у горизонта виднелась синяя полоска. Дракон не знал, что там, потому что никогда не видел моря, но его тянуло туда, потому что там, вероятно, не было уже горячего пустынного песка. Он не ошибся. С высоты птичьего полета юный зверь смог разглядеть людские города на побережье, после чего свернул на юг и приземлился на самом берегу, как можно дальше от людей и их поселений. Инстинкт подсказывал ему избегать этих созданий. По крайней мере, пока что.
Дракон отлично чуял запах соли, витавший в морском ветерке, и водорослей, потому что сейчас как раз был прилив. Он двинулся вдоль берега, аккуратно ступая по самой кромке воды и любуясь тем, как волны обрушивают свою силу на песок. Временами на него нападало игривое настроение, и юный зверь прыгал в воду, поднимая тучу брызг, чтобы затем отскочить обратно, словно играя с поднимающейся волной. Первая морская охота, впрочем, не увенчалась особым успехом. Двигаться в воде оказалось не так же просто, как это было в воздухе и на земле. Водя была упругой, в ней тоже были свои течения, но природное чувство ориентации в этих течениях первое время сильно подводило дракона. Впрочем, это совершенно не мешало ему не оставлять своих попыток, и вскоре он вполне мог тягаться маневренностью с глубоководными рыбами.
Когда юному зверю на пути попадались людские города, он старательно облетал или оплывал их, пытаясь ничем не выдать своего присутствия. Это удавалось ему с переменной удачей – говорят, в то время люди из прибрежных городов много судачили в тавернах о неведомом морском змее, что поселился в Суровом море. Однако на лодки дракон не нападал, поэтому вскоре люди позабыли об этих толках, а он сам, разумеется, и вовсе не знал о них, да и не имел особой цели прославиться среди рода человеческого.
Путь его был долгим, юный зверь успел описать даже больше, чем просто круг морскому берегу Предела, пока однажды, летя низко над морской водой и довольно далеко от берега, не встретился с кораблем. Был ли тот корабль пиратским, военным или купеческим уже никто не скажет, даже сам дракон. Более того, его совершенно не интересовали ни размеры корабля, ни то, откуда и куда он плывет, потому что заметившие дракона и испугавшиеся его вида люди вздумали дать залп из корабельных пушек. Юный зверь моментально пришел в ярость. Ему пришлось резко погрузиться в воду, чтобы ядра пролетели мимо, не задев его крылья. Гнев дракона обрушился на корабль сразу же, как только ему удалось вынырнуть. Его размеры уже вполне позволяли внушать нешуточный ужас, что уж тут говорить о том, как страшно скрипело дерево тонущего корабля под его когтями. Однако подобное убийство отнюдь не доставило радости юному зверю, и он надолго покинул морские просторы и даже побережье, стремясь впредь избежать подобного стечения обстоятельств.
Место, где он выбрался на сушу, оказалось куда менее засушливым, чем его родные края, но молодой организм умудрялся достаточно быстро приспосабливаться к смене окружающей обстановки. Наконец-то дракон мог вдоволь побегать, потому что в последнее время побережье так и кишело людскими городами, а море – кораблями. На суше же он мог хоть как-то укрываться, пусть его размеры и не всегда позволяли ему это. Но тогда он просто взлетал как можно выше, так что снизу вряд ли кто-либо смог понять, что это именно дракон, а не просто какая-нибудь крупная птица. К тому же, его мышцы крепли день ото дня, и теперь зверь мог проводить в воздухе еще больше времени. Общение с водой неслабо помогло в развитии мускулатуры, и теперь в воздухе дракон чувствовал себя как никогда легко. В нем сильно развилось то самое чувство потоков, которое помогает часами парить, практически не шевеля крыльями, используя лишь силу восходящих потоков воздуха.
Ветер нес его вперед, и даже людские поселения не могли его остановить. Он проносился мимо них обычно глубокими ночами, черными, будто вороново крыло, и ни один человек не мог заметить его быстрой поступи. Он миновал озеро, названия которого не знал, и устремился дальше, к темнеющим на горизонте горным отрогам. Дракон спокойно покрывал огромные расстояния, не чувствуя даже особой усталости. Тогда же, когда уставали его лапы, он ловил поток воздуха и летел вперед, несомый ветром. В один день горы оказались так близко, что он мог заметить, как горные козлы скачут с выступа на выступ. Однако так просто забраться туда зверь не мог. Ему помешал другой дракон, старый и сильный, куда сильнее, чем он сам. Впрочем, бой случился не зря: ведь он нарушил чужую территорию, не спросив разрешения, и за это должен был ответить. Однако в планы старого ящера не входило губить своего молодого сородича. Он просто прогнал его прочь.
Мечта попасть в горы только еще больше укоренилась в сознании молодого дракона, и он совершил еще много попыток миновать территорию старика, но тот с упорством, достойным лучшего применения, атаковал его и прогонял прочь. Звери бились так очень, очень долго, и не день, и не два, и даже не месяц, и со временем молодому дракону удалось понять то, как будет действовать его противник. К сожалению, бой был смертный. Старый дракон проиграл, и его дух покинул тело, успев коснуться сознания молодого зверя. Теплая волна захлестнула его, он даже утратил способность дышать, а дух за долю секунды передал ему такое количество знаний, какое совершенно точно невозможно собрать за одну жизнь. Молодой дракон многое понял, вопросы, мучившие его до этого времени, получили достойный ответ, а память предков прочно укоренилась в его разуме. Именно ее, эту память, и передал ему дух умирающего дракона. Это было чем-то вроде древней традиции, но далеко не всем везло поучаствовать в ее осуществлении.
Территория умершего старца теперь принадлежала молодому зверю, и он достаточно долго жил на ней, обдумывая и осмысливая все те знания, что получил от своего сородича. Конечно, эту информацию невозможно было уложить в голове даже за десятилетие, поэтому дракон надолго осел на одном месте, тратя большую часть своего времени на размышления. Никто из живших неподалеку сородичей не тревожил его, а люди попросту не знали о его присутствии, потому что за все это время зверь научился скрываться лучше, чем кто бы то ни было. Но, так или иначе, всему приходит конец.
Когда все знания были разложены по полочкам, осмысленны и обдуманы до мельчайших деталей, дракон решился на достаточно рискованную авантюру. Знания предков подсказывали ему, что люди – крайне забавные существа для изучения, но единственный способ наблюдать за ними, не привлекая внимания, это самому принять облик человека. Первое время сама мысль об этом была ему противна. Стать маленьким двуногим бескрылым созданием? Увольте! Но вскоре любопытство перевесило, и тогда зверь впервые применил магию, запасов которой за все это время в нем накопилось порядочное количество.
Оказаться в человеческом теле было подобно тому, что оказаться в узкой коробке, сдавливающей тело и мешающей даже дышать. В подобном теле дракон чувствовал себя просто ужасно и долго удерживаться в подобном состоянии не сумел, а потому первый опыт закончился всего лишь пятиминутной пробой магии. Но зверь не унимался, покуда в нем бушевало любопытство. За первой попыткой последовала вторая, а потом и третья, и четвертая, и только на пятый раз ему удалось продержаться в этом непривычном теле целый час. Единственное, с чем было по-прежнему сложно, так это человеческая речь. Дракон попросту ее не знал, как и не знал его предок, и предок его предка. Однако он догадывался, что без этого важного компонента выжить в человеческом сообществе будет невозможно.
Целые годы зверь потратил на изучение человеческой речи. Он подслушивал ее везде, где только мог, ускользая сразу же, как только кто-то интересовался необычным юношей, внутри которого прятался уже достаточно старый по меркам людей ящер. Знания накапливались в нем, словно вода в замкнутом пространстве сосуда, и постепенно дракон вникал в самые мельчайшие тонкости человеческой речи. Поскольку основным полем его наблюдений служила таверна одного из людских городов в государстве Приземье, куда стекались путники со всех концов острова, то зверь знал и различал различные диалекты и манеру говорить. Спустя пару десятков лет подобного времяпровождения, когда раз в неделю он тратил день на изучение людской речи, зверь мог свободно разговаривать на ней. Единственную трудность составляло лишь то, что облечь драконьи мысли в человеческую речь оказалось не так-то просто. Приходилось перестраивать сам мыслительный процесс, а это дело отнюдь не самое легкое. На изучение и оттачивание этого навыка зверь потратил еще эн-ное число десятилетий, и лишь когда смог почти свободно думать по-человечески, отправился в путешествие.
В скором времени дракон убедился, что память предков его не обманула. Людская культура и сами люди в самом деле были крайне интересными существами. Очень отличающимися от драконов, порой просто глупыми и наивными, но тем не менее некоторые их изобретения приводили зверя в неописуемый восторг. Взять хотя бы ту же музыку. Учиться играть на каком-либо из людских инструментов дракон нашел нецелесообразным, а вот послушать других он всегда соглашался с радостью. Чаще всего окружающим был непонятен такой восторг со стороны какого-то юноши, но дракона это волновало менее всего.
У него установился четкий алгоритм. Между городами он путешествовал в своем обычном обличье, а порой и во время остановок в городе уходил вечером за его стены и принимал привычный вид, позволяя уставшим от стеснения крыльям отдохнуть. В городах же он изучал буквально все. Еду, лавки, говор людей, архитектуру, кусочки железок, которые люди называли словом «деньги» и очень высоко ценили. Все это ему, по большей степени, было чуждо, но зато такое путешествие было крайне веселой вещью. Зверь узнал множество вещей, которые совершенно точно никогда ему не понадобятся, даже научился писать в одном из людских городов. Умение читать письменную человеческую речь помогло ему познакомиться с некоторыми литературными трудами, пусть он и нашел эту привычку людей все записывать крайне глупой. Он по себе знал, что порой так просто полученные знания могут потребовать очень много времени, чтобы действительно их понять, да и то никогда нельзя быть уверенным, что ты понял их правильно. Пожалуй, единственное исключение – это когда эти знания ты приобрел сам, без посторонней помощи. Но разве вечно куда-то спешащим людям было до этого дело? Вовсе нет. И поэтому дракон молчал.
Возможно, зверь еще долго бы странствовал по человеческим городам, но в одном из таких поселений в Эрато один из местных колдунов был вынужден бесцеремонно вторгнуться в его мысли, чтобы проверить, что за чужак решил посетить город. Дракон был совершенно не готов к такому резкому вторжению, а потому просто не успел перестроить свои мысли, и бедный маг попросту сошел с ума, столкнувшись с бурей непонятной ему информации, являвшей собой суть драконьих мыслей. На этом странствия зверя закончились – он был вынужден немедленно покинуть город, а после инцидента уже не горел желанием продолжать свой путь. В конце концов, жизнь вернула его на прежнее место – туда, где он родился.
Дракон поселился выше по одному из притоков Хаоса, у подножия гор. Полученных за столетия странствий знаний хватало ему в качестве пищи для размышлений, а пищу для тела он легко мог найти практически где угодно. Благо, охотничьими навыками он всегда обладал чуть ли не в совершенстве, а уж за долгие годы жизни они успели отточиться до невозможности. Дни потекли размеренно и очень непривычно после постоянных странствий. Сердце зверя рвалось продолжить путь, но разум велел оставаться на месте, будто чуя, что скоро тут будет происходить что-то интересное.
И в самом деле, шестое чувство его не подвело. Наверное, все драконы, от мала до велика, слышали в тот день последний вдох их маленького сородича. Дух его пронесся над окрестностями, оглушая своей болью живущих там сородичей, выборочно касаясь их разумов и передавая картинку, предостерегая и тут же улетучиваясь. Дракон в тот день всю ночь пел свою печальную песнь, подражая волчьему вою. Спокойствие вскоре вновь воцарилось в нем, прикрывая собой жгучее желание найти и убить того, кто посмел посягнуть на его сородича, пусть даже и незнакомого ему, еще совсем маленького, слишком беззащитного, чтобы защищаться, подобно взрослому зверю. Но время текло, и только воспоминание жило в памяти зверя.
Клокочущей ярости было суждено возродиться в тот день, когда дракон охотился на равнине у подножия гор. Туда явился человек – самый обычный, казалось бы, и абсолютно ничем не примечательный, только вот зверь почуял, шестым чувством понял, чьей кровью этот человек удержался на свете. Древний зверь прожил уже достаточно лет, чтобы суметь удержаться от порыва на месте убить наглеца, и только его хвост с ужасным острым шипом на конце хлестнул того по лицу. Дракон не знал, намеренно ли он промахнулся или случайно, потому что в тот момент важно было совладать с собой. Прошлое – это прошлое, и он в любом случае не сможет вернуть сородича к жизни, даже если убьет этого человечишку.
Древний зверь замер совсем рядом с мальчишкой, внимательно наблюдая за ним. Обдумывая, стоит ли тратить на него свои силы и время, убить ли его или оставить жить, а, может, стоит за ним присмотреть? Ох, нелегок был тот выбор! Но в конце концов дракон решил посмотреть, за кого умер его сородич, узнать, так ли плох этот человек, как ему кажется с его предвзятой точки зрения. Древний зверь решил сыграть в игру с этим мальчишкой, наблюдая и оценивая его. Со временем он понял, что не ошибся, не убив человека – Данталиана Арриера – сразу, и принял окончательное решение.
О, дракон знал, что мальчишка испугается. Он чуял, как страх разлился в воздухе, когда он приблизил свою морду к его лицу так близко, как никогда. Древний зверь смотрел в темно-бордовые глаза Данталиана, вдруг усмехнувшись страшным оскалом безупречно острых зубов, и раскрылся навстречу его сознанию, вглядываясь ему в глаза, в самую радужку, в глубину зрачка. Стеснение человеческих чувств уже было ему знакомо, но, судя по тому, как застыл его напарник – теперь уже напарник, - тот никогда не испытывал драконьих ощущений. Дракон чувствовал, как мысли переплетаются, как срастаются чувства, существуя одновременно и вместе, и по отдельности, будто сиамские близнецы. Лишь одно заботило древнего зверя: сойдет ли с ума мальчишка или сумеет выдержать этот мысленный напор? Но, видимо, не зря когда-то за его жизнь пролилась драконья кровь: Арриера остался в своем уме. Дракон был рад.
И заодно он был рад тому, что наконец-то может на славу повеселиться. Все же за годы фактического одиночества у него накопилось достаточно много нерастраченной насмешливости, а потешаться над человеком всегда так забавно! Чего стоило хотя бы его фееричное явление пред ясны очи Арриеры в человеческом облике? Древний зверь даже не разозлился, когда тот не поверил ему, и только с присущей ему гордостью показал, что его возможности не ограничиваются одним лишь умением выдыхать огонь. Заодно дракон ясно дал понять, что пребывание в человеческом теле – это отнюдь не то занятие, которому он хочет посвятить большее количество своего времени. Нет уж, хватит. Находился он в облике человека в свое время. Теперь настала пора побыть самим собой.

15. Связь с вами
ICQ# 492207674
Представляйтесь, пожалуйста, если будете стучаться. : )